- Ваши песни на-французском я услышала впервые в Чехии. Их записал в 2008 году известный чешский музыковед и журналист Петр Дорузка на фестивале в Сибири. Он и дал мне их послушать. Как Вы стали писать песни на французском?
- Я работал менеджером в одной зарубежной компании в Москве. Был довольно успешным человеком, но в какой-то момент я понял, что это все - не мое. Я ушел из компании, стал думать, чем дальше заняться.
Однажды, я сидел у себя дома с гитарой в руках, и неожиданно появились песни, почему-то на французском языке. Позже, на концерт пришла моя знакомая с детства, ее зовут Таня Уланова, мы сней дружили, когда нам было лет по пять. И она мне рассказала, что в далеком детстве я, оказывается, сказал: Таня, когда я вырасту, я буду играть на гитаре и выучу французский язык..
- Вы выросли в Москве?
- Я родился во Фрунзе (сейчас Бишкек), но вырос в Москве.
- Как Вы стали исполнителем песен?
- Когда появились песни, я захотел их кому-то показать. Приходил к друзьям и пел им. Когда их набралось 30-40, я понял, что некоторым из них нужна аранжировка. Я написал в Интернете на музыкальных форумах и мне стали приходить ответы, и так я собрал первую группу. Назвал группу АКУ (ACOU), по своему детскому прозвищу, что также является сокращенной формой французского слова «акустика».
- А сейчас Ваша группа называется в переводе с французского «Четыреста коз»?
- Да, по-французски это звучит «кэтр санг гу», что означает 400 вкусов. Я отталкивался от французского языка, это парафраз фильма Франсуа Трюффо (François Roland Truffaut ) «400 ударов» - «кэтер санг ку» (Les Quatre Cents Coups). Я поменял один звук и стал «кэтр санг гу». Решил поменять название, потому что состав группы поменялся, поменялись инструменты, я перестал петь – появился вокалист, вокалистка.
– Ну, и как Вам жизнь богемы? Не жалеете, что отказались от жизни успешного антрепренера?
- Нет, дело в том, что я изменился. Лет 10 назад я был менеджером среднего звена – ездил на иномарке, у меня была короткая стрижка, на мне был костюм, гастук. Я летал на какие-то совещания бизнес классом и вел какие-то переговоры... И помню, как сегодня – это было в Брюсселе, на встрече каких-то менеджеров Европы. Я подумал: "Боже, что я делаю?!" Я понял, что обманываю себя и других.
Сейчас я совершенно другой, у меня длинные волосы...
- Французский берет и небрежно наброшенный красный шарф...
- Да, у меня берет черного цвета. Вы, наверное, видели меня где-то. В последний раз у меня была шляпа, шарф.
- Где обычно выступаете?
- В Москве, в клубах. В последний раз это было в «Винзаводе» - модное место, где находятся выставочные залы, кафе. Там мы провели презентацию моего клипа. Кафе "Цурцум" попросил нас выступить совместно с «Творчекими мастерскими», есть там такое симпатичное заведение.
- Вам приходилось выступать во Франции?
- Еще нет. Так получилось, что у меня нет директора группы. Не знаю, куда обращаться, и, наверное, это разные вещи - быть музыкантом и композитором или импрессарио. Было бы интересно побывать во Франции, потому что французский у меня четвертый язык, после киргизского, русского и английского.
- Ваши стихи кто-нибудь правит?
- Да, у меня есть несколько друзей французов, которые правят мои стихи, грамматику. Но, на самом деле, где-то в половину моих песен вообще не вносились изменения. Иногда мы вместе обсуждали, друг советовал поменять слово или глагол, я предлагал поменять время. Я очень благодарен друзям.
- Что Вас связывает с Киргизстаном?
- Светлое прошлое. Мои родители – киргизы, мы выросли в Москве. Отец работал в Президиуме Верховного Совета, он редактировал декреты, которые переводились на киргизский язык. Хотя мы дружили с русскими мальчиками и девочками, дома мы говорили по-киргизски. В то время наша квартира была как бы островком Киргизии в Москве: через нашу квартиру, наверное, прошли сотни, если не тысячи киргизов, начиная с призывников в армию до министров союзного значения.
- С развалом СССР все это изменилось?
- Да, потом мои родители вышли на пенсию, уехали в Киргизию. Они доживали свои последние дни во Фрунзе, где у них в центре города был маленький уютный домик с садом, и я рад, что это у них было.
Потом как-то все усложнилось. Помню, тогда билет Москва-Бишкек стоил 60 рублей, что соответствовало примерно половине зарплаты. А сейчас цены такие, что дешевле слетать куда-нибудь в Египет, на море.
- Тем не менее, Вас, наверное, всегда спрашивают о том, что происходит в Кыргызстане?
- Да, сначала спрашивают, все ли родные живы, здоровы, потом другие вопросы. Всегда восхищаются мужеством киргизов, что они встали с колен и заставили с собой считаться. Киргизы поступили так, потому что не могли иначе. Так я думаю. А по внешности, часто думают, что я иностранец, меня путают с китайцами или японцами, но я всегда подчеркиваю, что я - киргиз.
- Я работал менеджером в одной зарубежной компании в Москве. Был довольно успешным человеком, но в какой-то момент я понял, что это все - не мое. Я ушел из компании, стал думать, чем дальше заняться.
Однажды, я сидел у себя дома с гитарой в руках, и неожиданно появились песни, почему-то на французском языке. Позже, на концерт пришла моя знакомая с детства, ее зовут Таня Уланова, мы сней дружили, когда нам было лет по пять. И она мне рассказала, что в далеком детстве я, оказывается, сказал: Таня, когда я вырасту, я буду играть на гитаре и выучу французский язык..
- Вы выросли в Москве?
- Я родился во Фрунзе (сейчас Бишкек), но вырос в Москве.
- Как Вы стали исполнителем песен?
- Когда появились песни, я захотел их кому-то показать. Приходил к друзьям и пел им. Когда их набралось 30-40, я понял, что некоторым из них нужна аранжировка. Я написал в Интернете на музыкальных форумах и мне стали приходить ответы, и так я собрал первую группу. Назвал группу АКУ (ACOU), по своему детскому прозвищу, что также является сокращенной формой французского слова «акустика».
- А сейчас Ваша группа называется в переводе с французского «Четыреста коз»?
- Да, по-французски это звучит «кэтр санг гу», что означает 400 вкусов. Я отталкивался от французского языка, это парафраз фильма Франсуа Трюффо (François Roland Truffaut ) «400 ударов» - «кэтер санг ку» (Les Quatre Cents Coups). Я поменял один звук и стал «кэтр санг гу». Решил поменять название, потому что состав группы поменялся, поменялись инструменты, я перестал петь – появился вокалист, вокалистка.
– Ну, и как Вам жизнь богемы? Не жалеете, что отказались от жизни успешного антрепренера?
- Нет, дело в том, что я изменился. Лет 10 назад я был менеджером среднего звена – ездил на иномарке, у меня была короткая стрижка, на мне был костюм, гастук. Я летал на какие-то совещания бизнес классом и вел какие-то переговоры... И помню, как сегодня – это было в Брюсселе, на встрече каких-то менеджеров Европы. Я подумал: "Боже, что я делаю?!" Я понял, что обманываю себя и других.
Сейчас я совершенно другой, у меня длинные волосы...
- Французский берет и небрежно наброшенный красный шарф...
- Да, у меня берет черного цвета. Вы, наверное, видели меня где-то. В последний раз у меня была шляпа, шарф.
- Где обычно выступаете?
- В Москве, в клубах. В последний раз это было в «Винзаводе» - модное место, где находятся выставочные залы, кафе. Там мы провели презентацию моего клипа. Кафе "Цурцум" попросил нас выступить совместно с «Творчекими мастерскими», есть там такое симпатичное заведение.
- Вам приходилось выступать во Франции?
- Еще нет. Так получилось, что у меня нет директора группы. Не знаю, куда обращаться, и, наверное, это разные вещи - быть музыкантом и композитором или импрессарио. Было бы интересно побывать во Франции, потому что французский у меня четвертый язык, после киргизского, русского и английского.
- Ваши стихи кто-нибудь правит?
- Да, у меня есть несколько друзей французов, которые правят мои стихи, грамматику. Но, на самом деле, где-то в половину моих песен вообще не вносились изменения. Иногда мы вместе обсуждали, друг советовал поменять слово или глагол, я предлагал поменять время. Я очень благодарен друзям.
- Что Вас связывает с Киргизстаном?
- Светлое прошлое. Мои родители – киргизы, мы выросли в Москве. Отец работал в Президиуме Верховного Совета, он редактировал декреты, которые переводились на киргизский язык. Хотя мы дружили с русскими мальчиками и девочками, дома мы говорили по-киргизски. В то время наша квартира была как бы островком Киргизии в Москве: через нашу квартиру, наверное, прошли сотни, если не тысячи киргизов, начиная с призывников в армию до министров союзного значения.
- С развалом СССР все это изменилось?
- Да, потом мои родители вышли на пенсию, уехали в Киргизию. Они доживали свои последние дни во Фрунзе, где у них в центре города был маленький уютный домик с садом, и я рад, что это у них было.
Потом как-то все усложнилось. Помню, тогда билет Москва-Бишкек стоил 60 рублей, что соответствовало примерно половине зарплаты. А сейчас цены такие, что дешевле слетать куда-нибудь в Египет, на море.
- Тем не менее, Вас, наверное, всегда спрашивают о том, что происходит в Кыргызстане?
- Да, сначала спрашивают, все ли родные живы, здоровы, потом другие вопросы. Всегда восхищаются мужеством киргизов, что они встали с колен и заставили с собой считаться. Киргизы поступили так, потому что не могли иначе. Так я думаю. А по внешности, часто думают, что я иностранец, меня путают с китайцами или японцами, но я всегда подчеркиваю, что я - киргиз.